иное, как разнообразные формы гипноза. В заключение квящему посрамлениюмистиков он убедительнообосновывал даннымисобственных иссле
дований идею общности гипноза у человека и животных, идею их единства — как по вызывающим гипноз причинам, так и по форме проявления этого состояния.
Он рассказывал о гипнотизации речных раков и морских крабов, жаб и головастиков, всевозможных рыб (между прочим, оказалось, что легче всего загипнотизировать вьюна), тритонов и змей, ящериц и черепах, крокодилов и птиц, среди которых особенно легко поддаются гипнозу совсем маленькие птенчики. Данилевскому удавалось вызывать продолжавшийся более шести минут гипноз у птенца сизоворонки всего лишь нескольких дней от роду. Данилевский с сожалением признался, что у кошек и собак ему получить гипноз не удалось, хотя других млекопитающих — кроликов, морских свинок — он гипнотизировал с успехом. Зато он имел удовольствие сообщить об удачных опытах по гипнотизации таких совсем уж экзотических объектов, как омары и лангусты, каракатицы и осьминоги, камбалы и электрические скаты. Эти эксперименты были проведены Данилевским на зоологической станции в Роско- ве (Бретань) во время одной из его заграничных командировок.
Фактически все это великолепное многообразие успешно поддававшихся гипнотизации объектов—пред- ставителей самых разных ветвей животного царства — убедительно опровергало взгляд на гипноз, высказанный в те годы главой школы Нанси Бернгеймом, который, как читатель помнит, утверждал, что «гипноза нет,
169
есть только внушение». Но внушение как воздействие словом возможно только у человека. Данилевский неопровержимо доказал, что состояние гипноза может быть вызвано у самых различных животных и что явления, наблюдающиеся у них, глубоко сходны с симптомами гипноза человека. Свою победу Данилевский закрепил выступлением на родине Бернгейма, когда с трибуны Международного конгресса физиологической психологии в Париже в августе 1889 года прозвучал на весь мир его доклад о гипнозе у животных.
Надо сказать, что Данилевского интересовал не столько сам гипноз, сколько законы психики, законы деятельности высших отделов мозга, которые, как это удалось установить ему самому и как об этом догадывались и другие исследователи, играют ведущую роль в явлениях гипноза. Но может показаться странным, почему, стремясь к познанию психики человека, Данилевский избрал объектом своих исследований животных? Ведь это же длинный, обходной путь. Выбор такого именно пути объясняется глубоким влиянием, которое оказал и на Данилевского и на многих других естествоиспытателей Иван Михайлович Сеченов, вошедший в историю науки как «отец русской физиологии» (так на-
Венгерский гипнолог Ференчи Волыеши, экспериментируя со многими животными, вызывает гипноз и у крокодилов
170
звал его И. П. Павлов). Еще в конце прошлого века, критикуя психологию и именуя ее «непочатой наукой», убедительно показывая, что принятый в ней метод познания психики человека (метод интроспекции, т. е. самонаблюдения) малоплодотворен, Сеченов предложил пойти по новым путям, которые могли бы принести более точные и объективные знания. Один из них он видел в том, чтобы изучать сложнейшие, высшие проявления психической деятельности человека, сопоставляя их с данными нейрофизиологии, изучающей процессы, происходящие в низших отделах нервной системы, в спинном мозгу, нервных волокнах, нервных клетках. Другой — в том, чтобы сравнить проявления человеческой психики с тем, что характерно для сложноорганизованной нервной деятельности животных (ибо последнее, конечно, проще и доступнее и позволяет использовать ради этого изучения самые разнообразные методы эксперимента). Вот этот второй путь и избрал Данилевский для того, чтобы понять некоторые стороны гипноза у человека.
Однако глубокого проникновения в сущность этого явления он не достиг. Он остался в плену субъективистско-психологических представлений, недостатки которых сам хорошо сознавал. И преодолеть их оказалось не так-то просто.
Данилевский, говоря о природе гипноза у человека, сводит ее к параличу воли и самостоятельного мышления, а причиной, вызывающей гипноз, считает психическое принуждение. Точно так же он объясняет параличом воли и гипноз у животных, а причиной паралича он считает насилие, только уже не психическое, а физическое. Все остальные сиптомы гипноза — снижение чувствительности, отсутствие произвольных движений и т. п.,— по его мнению, лишь следствия паралича воли.
Разумеется, это представление о гипнозе было очень далеко от действительности. Это были объяснения, которые сами нуждались в объяснениях. Ведь слова «воля», «самостоятельное мышление», «принуждение» не давали никакого представления о сущности, о физиологическом фундаменте явлений, которые хотел Данилевский при их помощи объяснить. Здесь получился у него порочный круг, когда одно непонятное явление «объясняют» другим, не менее непонятным. Такой круг всегда возникает, когда речь идет о чисто словесных объяснениях. Данилевскому из этого круга вырваться не удалось.
171
На том же IV съезде общества русских врачей в Москве, где выступал В. Я. Данилевский, доклад «О терапевтическом применении гипнотизма» прочитал друг и соратник психиатра С. С. Корсакова Ардали- он Ардалионович Токарский.
Это был поистине удивительный человек. Бесконечно скромный, снисходительный к промахам и ошибкам других и беспощадно требовательный к себе.
Русская психиатрия конца XIX века воспитала многих врачей, прославившихся своим мягким, заботливым, исключительно деликатным отношением к душевнобольным. Таким был отец русской клинической психиатрии петербургский профессор Иван Михайлович Балинский. Примечательна эпитафия на его могиле: «Иван Балин- ский— душевнобольных друг и слуга». Одним из самых высоких образцов в этом отношении был основоположник московской школы психиатров Сергей Сергеевич Корсаков. Но даже и среди таких людей Токарский выделялся своей чуткостью, вниманием и любовью к больным.
Через всю свою короткую жизнь (Токарский умер в возрасте около 42 лет, преждевременно сведенный в могилу туберкулезом) он пронес великий принцип — врач, невзирая на собственные страдания, помогай страждущим!
И в то же время Ардалион Ардалионович, при всей его мягкости и безграничной душевной доброте, был человеком огромной воли и непреклонного характера, был настоящим воителем, самоотверженным борцом за справедливое дело.
Уже студентом медицинского факультета Дерптского университета он зарекомендовал себя в глазах реакционно настроенного начальства как непременный участник студенческих «беспорядков». В характеристике Токарского, составленной ректором университета, дословно значится следующее: «В бытность свою студентом принимал участие в беспорядках 1881 года... и получал выговор от ректора за принятие на себя роли депутата».
Один из его современников сказал о нем: «Он был по преимуществу человеком протеста и борьбы. Во всех областях научной и практической деятельности его стремления поддерживались и согревались встречаемыми на пути препятствиями, и чем серьезнее были препоны, тем горячее и страстнее закипала в нем борьба, тем настойчивее добивался он намеченной цели».
172
Видимо, великим человеколюбием и этими замечательными особенностями характера можно объяснить ту принципиальную смелость, которую проявил Токарский как врач и ученый, когда стал на путь открытой борьбы с религиозными суевериями и мистикой, наносившими вред психическому здоровью человека. Токарский посвятил этому вопросу цикл серьезнейших исследований: «Мерячение и болезнь судорожных подергиваний», «Об отчитывании душевнобольных в церквах». В этой последней работе Токарский с глубоко обоснованных научных позиций разоблачил и осудил широко практиковавшийся в православии обряд — так называемое отчитывание душевнобольных, во время которого священник совершал многочасовые моления над бьющейся в истерическом припадке кликушей. Этот обряд, получивший название «чин над бесноватым», часто усугублял болезненное состояние людей с неустойчивой нервнопсихической сферой.
Известно отношение Токарского к целителю «силой божьей» священнику отцу Сергию из подмосковного села Нахабино, практиковавшему религиозное, якобы «боговдохновенное» лечение алкоголизма. Ардалион Ардалионович специально ездил смотреть, как исцеляет отец Сергий. И потом рассказывал: «Ничего, кроме внушения и гипноза, я там и не видел, никаких «чудес», никакой «воли божьей», обычная психотерапия верой».
Изучением гипноза Токарский занялся с первых же шагов своей врачебной деятельности. В 1887 году им был сделан обширный доклад о гипнозе на заседании Московского психологического общества. Богатство и разносторонность наблюдений, глубина и самостоятельность мысли, проявленные молодым ученым, настолько захватили слушателей, что его сообщению было отведено подряд три заседания.
